Для Эмиэля Региса наступило очередное из сотен тысяч с небольшим утро. Ладно, меньших, если не брать в расчет те, когда он был слишком юн и слишком... не в себе. Позевывая, вампир подлил в перегонный куб воды, проверил не забилась ли трубка. Дистиллят медленно и чинно капал в миску, чистый, прозрачный... Эмиэль поймал кончиком пальца каплю и слизнул, после чего удовлетворенно кивнул. Сойдёт. Несколько дней назад это клятое устройство вздумало чудить, но Регис перебрал его до последнего клапана, промыл в реке, и куб решил исправиться. А может подействовали угрозы сдать старьевщику. Эмиэль похлопал по-дружески железный бок. Работы предстояло много, весна и лето выдались в этом году достаточно влажными и в меру жаркими, так что он рассчитывал значительно пополнить свои запасы. И в отличие от куба, который после середины сентября по большей части будет стоять, накрытый мешковиной, и путаться под ногами, Регис наверняка будет трудиться не покладая рук. Хлеба и травы, бурно растущие, означали обширный покос, с которым под ручку приходили тысячи травм, а еще алкогольных отравлений и нежеланных зачатий (нужно же как следует отпраздновать?). И люди шли к цирюльнику, даже не представляя, с кем имеют дело. Когда Эмиэль только начал этим заниматься, его это забавляло, пусть некоторое время и доставляло почти физические муки. Он пускал им кровь, дергал зубы и зашивал раны, заботливо воркуя, а они не знали, что его рот в такие моменты наполнялся вязкой слюной. К счастью, постепенно реакции подобного плана смягчились и почти полностью исчезли.
«Впрочем, это куда лучше, чем когда люди голодают. С отрубленными серпом пальцами я могу что-то сделать, но не с заворотом кишок от того, что нет ни крошки хлеба».
А еще где-то снова воевали, поговаривали, что где-то за Яругой. Люди вечно воевали, друг с другом или с нелюдями, оголтело сокращали годы своей и без того крошечной жизни. Но Бругге очередное сражение не касалось, пока ныне здравствующий король не вздумает заключить союз с какой-нибудь из сторон. Хотя, быть может, это всего лишь слухи. Региса политика не волновала, на своем веку он повидал столько смен границ, правительств и династий, что относился к этому по-философски: хрен с ними. Он даже не знал, по чьей земле ходит.
«По эльфьей. Тут всюду эльфья земля, а мы все - приблуды».
Вот так лениво подумывая о том о сем, лекарь повязал фартук, заткнул за пояс нож, взял свежий пучок ароматических трав (хотя верховых гостей не ждал, а бродячую собаку, со скулением улепетывающую прочь, никто не заметит) и выбрался из своей лачужки. И сквозь зубы выругался. Высокие надгробия и дольмены, принадлежащие тысячи лет назад ушедшим нелюдям, тонули в тумане. А Эмиэль вчера разложил травы на просушку, придется убирать, пока влажность не упадёт. Чем он, закатав рукава, и занялся. Кладбище Регис знал, как свои пять пальцев, так что спокойно перешагивал невидимые осколки камня и собственные норы. Ботинки быстро стали мокрыми, как и полы одежды. Радовало только одно: день не будет слишком солнечным. Свет не пугал его, но причинял легкое, инстинктивное беспокойство.

Туман спустился на землю как-то внезапно. Вот только, кажется, было умеренно-ясно и сухо, и Венсан неспешно шел по асфальтированным дорожкам кладбища, вчитываясь в надписи на могилах. А потом он завернул за какой-то серый саркофаг, спустился по крохотной, в три ступени, лестнице, прошел в увитую диким виноградом арку – и никакого асфальта дальше было. Был туман, покрывавший землю так густо, что уже в трех метрах можно было увидеть только смутные очертания могил. Ноги ступили на мягкое – похоже, благоустроить эту часть кладбища у властей округа руки еще не дошли.
Обходить все кладбище до самых его окраин у Венсана намерения не было, ему просто надо было найти две могилы – отца и брата. Он не стал бы искать и их, если бы не послушание, наложенное на него наставником – непременно посетить могилы родных. Родных в общепринятом смысле у него давно уже не было. Но он никогда так не думал, будто у него нет семьи. Его семьей были друзья и наставники колледжа, потом братья по Ордену, университетский литературный клуб «Безумие Белого Кролика» тоже в какой-то мере был частью его семьи. Эта семья была в его сердце жива и цела. А та, другая – забыта и разбита на части, разбросана по миру. На бумажке, зажатой в руке Венсана – два имени: Рене дю Грэв и Огюст дэ Грэв. Рене Венсан помнил смутно: тот кричал на мать. Лица, даже если бы ему дали фотографию, Венсан не узнал бы. Голос – узнал бы. Но голос умер вместе с Рене десять лет назад. Огюст – это было просто имя, одно из тысяч имен. Ни лица, ни голоса, ни даже смутных воспоминаний. От других людей Венсан узнал, что брат воспитывался в закрытой школе Св. Луки, на другом конце города. Брат был старше его на три года и погиб в возрасте шестнадцати лет, то есть, немногим раньше, чем умер Рене. Мать была еще жива, но где она пребывала, про то Венсану узнать не удалось, да в общем, не очень-то и хотелось.
Что же, отец Марк счел необходимым, чтоб он почтил память родных непременно на их могилах – так это несложно. Одну могилу Венсан даже нашел. Постоял у камня, прочитал эпитафию: «В ад посылать из-за греха и женщин? Тогда в раю, наверно, ни души». Помолился, коротко поразмышлял о том, кто же проводил отца в последний путь, если выбрал для могилы такие слова. Вряд ли безутешная вдова… Что еще обычные люди делают на могилах родных, помимо того, что скорбят, он не знал, а потому пошел дальше, искать могилу Огюста.
Вот где-то тогда он и заблудился. Понял, что зашел не туда, хотел вернуться обратно – три шага назад, потом подняться по ступенькам… но никаких ступенек не было. Куда бы он не сворачивал, везде были те же холмы  без признака упорядоченных дорожек и выметенных до хрусткой чистоты надгробий.
Из тумана неподалеку показалась фигура, совсем не похожая на безутешно скорбящего человека. Скорее, на сотрудника кладбища. Венсан окликнул его:
- Простите, мсье. Не укажете ли вы, как я могу выйти на главную аллею. Я, кажется, немного заблудился.

Регис никогда не жаловался на слух, даже наоборот, как и большинство чувств, он был острее человеческого, но гостя услышал только тогда, когда тот был уже на кладбище и блуждал по холмам. Обычно у Эмиэля было достаточно времени, чтобы укрыться за камнем и понаблюдать. По всему жальнику у него были или норы там, где обвалилась земля, или расширенные лазы в дольмены. В Диллингене Регис был гостеприимным хозяином, но здесь, в Фэн Карне становился опасливым. Люди недолюбливали тех, кто живет около кладбища, а ему, как существу не отбрасывающему тени и имеющему полный рот клыков, не стоит вызывать каких-либо подозрений. За глаза хватило тех пятидесяти лет в гробу. И в организме недостатка серебра, дерева, чеснока и всего того, чем кметы пичкают его собратьев, если поймают, не было.
«Откуда он вообще взялся-то?»
Более того, лекарь мог поклясться, что, когда наклонялся за очередной травяной кучкой, мужчины не было вообще, ни у леса, ни на кладбище. Следов магического портала не наблюдалось. Хотя гость не походил на чародея, они выглядели или как богатые купцы, или как отшельники. Середины обычно не встречалось. Регис вообще сначала принял гостя за эльфа, слишком уж странно тот был одет, но телосложение было слишком крепким, даже для полукровки. Неподалеку было несколько сёл, но местные сюда не заходили, боясь призраков. Кто-то может и знал о травнике, живущему у кладбища в лачуге, почти шалаше, но это был всего лишь слух, в отличие от нечисти. Следовательно, местным пришедший не мог быть. Да и какой кмет заплутает в родных местах? Значит, какой-то путник сошел с тракта в лес и не нашел дороги обратно. Или война приближается. Но Эмиэль тут же отмел эту мысль, потому что мужчина выглядел ухоженным и не имел даже узелка.
То, что гость застал его врасплох, Регису сильно не понравилось. Виду вампир не подал, только улыбнулся одними губами, когда с ним заговорили. Используя достаточно любопытную лексику, к слову. Обращение было незнакомым.
— Боюсь, что тут любую дорогу можно назвать главной, милсдарь, потому что хозяевам этого места уже все равно, а время не пощадило ничего, кроме крупиц информации. Или вы о каком-то тракте? Тогда вы точно крепко заплутали. Я сейчас подойду и попробую объяснить, что говориться, на пальцах. – Эмиэль отряхнул руки о фартук и двинулся навстречу. – Стойте на месте, будьте добры. Здесь кое-где проваливается почва, а многие надгробия порушены и почти не видны из-за тумана.
Оказавшись на расстоянии пары метров, Регис шевельнул торбу за плечом, распространяя запахи аниса, шалфея и базилика. Конечно же в округе не было ни собак, ни лошадей, а человек не был способен почувствовать то, что чуяли животные, но это стало привычкой.

Стоять на месте – это было проще всего, легче легкого. Венсан охотно послушался, однако, головой по сторонам вертел, пытаясь разглядеть хотя бы тот громоздкий саркофаг, мимо которого он проходил – не могла же такая махина затеряться, да и не настолько уж стало хуже видно. Ни саркофага, ни фонарей, ни следов современной цивилизации, будто он не посреди миллионного города, а где-нибудь глубоко в лесах Восточной Европы. Даже воздух казался другим – чище, что ли, и пах иначе. И мгновением позже Венсан осознал – тут не было крестов. Совсем, никаких, ни с распятием, ни без, ни высеченных из камня, ни выбитых на камнях.
Венсан вынул из кармана мобильный телефон – так и есть, сигнал отсутствовал, значки сотовой связи, интернета и даже крокозябра блютуза погасли. Венсан нажал на кнопку выключения, чтоб не расходовать батарею, как знать, надолго ли его занесло в такое глухое место. Телефон ласково мурлыкнул и погас, Венсан сунул его в карман сутаны и оглянулся на незнакомца.
Да, определенно, на парижанина он мало походил.
Это было странно, но не страшно, разве что немного екнуло сердце, но это скорее от восторга. За свою недолгую жизнь Венсан так много путешествовал и узнал так много разных людей, что одним удивительным путешествием больше, одним меньше. А люди всегда вызывали у него живейший интерес – они и в самом деле были вершиной творения Господа. Весь богатый опыт Венсана научил его тому, что никто в этом мире не просыпается утром с мыслью – а не сделать ли мне сегодня какую-нибудь пакость? Все желают лишь счастья и благополучия, просто понимают это подчас по-разному.
«Чудны дела Твои, Господи!» - с благодарностью подумал Венсан, но вслух говорить ничего не стал и мысленно напомнил себе, что в незнакомом месте стоит быть аккуратнее и с крестными знамениями, и с молитвами. Просто потому, что хороший иезуит – это живой иезуит, а не упертый и мертвый. И в далеком путешествии, куда бы ни направил Христос своих воинов, на первом месте всегда стоит исследование, а уже потом все остальные очень важное дела.
- Могу я узнать, где сейчас нахожусь? Прошу простить за нелепый вопрос, но я в самом деле несколько сбит с толку.

Регис внимательно слушал гостя, опустив голову и глядя на мокрую траву. Туман спадать не собирался, но стал не таким густым. Жрец, да еще и не просто чужестранец, но иномирец! Теперь гость точно завладел вниманием лекаря полностью и бесповоротно. Просушка дягиля и корня сивца растянется на пару дней, но этого того стоит. Говорил священник гладко, и слушать было в удовольствие, особенно после того, как несколько месяцев не слышал человеческой речи вообще.  Но Эмиэль видел достаточно зла, причиняемого во имя высших сил с использованием пылких, красивых слов.
Когда Венсан дю Грэв из Парижа дошел до предложения божьей помощи вампиру, Регис сдержал смешок, только улыбнулся, по обыкновению не разжимая губ, и глянул на собеседника. Для любой религии он был богомерзким существом, кроме друидских культов и милостивой Мелитэле, покровительствующих всему живому. Но в храме богини плодородия и гуля приголубят до тех пор, пока кого-нибудь не сожрёт, а друиды были свободны от стереотипов про вампиров. Бог Венсана наверняка тоже с радостью очистит мир от порождения тьмы, а не поможет, так что ошибочка здесь вышла.
— Понимаю. Стоило раньше догадаться, что вы не просто из другой страны, а из другого мира. Однажды, много лет назад, здесь случился инцидент, магическая катастрофа, если хотите, только более массовый. Грань между вереницей миров истончилась настолько, что через неё можно было перейти без колдовства, и множество существ разной степени разумности оказались здесь, а вернуться, увы, не сумели: проходы захлопнулись, сама структура изменилась. Хотя не все признают Сопряжение Сфер, считают историю о пришедших из ниоткуда кораблях с несколькими тысячами человек выдумками нелюдей, и их легко понять: обидно, что ты не имеешь корней, а еще это очищает совесть, пока проходишь огнём и мечом по землям прежних хозяев, будучи всего лишь гостем. Не хочу вас обидеть или усомниться в вере, милсдарь…
Эмиэль хотел было назвать гостя дю Грэвом, но засомневался не является ли это именем отца, как принято, например, у некоторых северных народов, а созвучие с Туссентскими фамилиями только мнимо.
— Милсдарь Венсан (я ведь могу вас так называть?), но в случившемся не было ни капли воли какого-либо бога. Просто магия, механизм возникновения которой невозможно уже изучить. Возможно, что-то подобное случилось сейчас с вами. Единственное, что может подтвердить чудесное вмешательство сотни лет назад — миры некоторых из этих существ умирали, и им нужен был новый дом. Чем не рука Провидения? Честно говоря, редко какая религия пробовала объяснить произошедшее со своей точки зрения, не уходя в обсуждение наличия у нелюдей души, зато чародеи сломали целый лес копий и не один нос.
Регис подпер голову руками и уставился на гостя, уже без улыбки, но блестящими глазами. Пойдет ведь искать, где помощь предлагать и добро причинять в соответствии с учением. И убьется, попав к бандитам, в застенки тайной службы какого-нибудь короля или к фанатику Вечного Огня. Цена добра и милосердия бывает слишком высока, вампир давно понял это, но имел возможность платить эту цену, в отличие от смертного. Эмиэль, конечно, мог приглядеть некоторое время за жрецом, но... Проповедник, похожий на воина, и его спутник, вампир-абстинент. Колоритнейшая и сенсационная же из них вышла бы компания! Мысли тут же поменяли направление.
— Сомневаюсь, что кому-то из ближайших деревень может понадобиться помощь высших сил, кроме тех, что они уже имеют: лето славное, и урожай будет богатым, очередная грызня князьков и королей из-за клока земли за далёкой рекой их не касается. Местные крестьяне, — он кивнул головой, будто за спиной стояла толпа кметов, — видели времена и похуже, а конкретно тут помогать кому-то уже поздно. И кстати, вы несколько ошиблись, связав похороны в земле и наличие религии. На островах Скеллиге мертвецов отправляют в море в пылающей ладье, что получше чем сжигать на земле согласно учению культа Вечного Огня: слезы, по моему скромному мнению, должны течь от скорби, а не из-за едкого дыма.

Как это было знакомо, как похоже не только на фантастику, но и на историю его Земли. Корабли, пришедшие из ниоткуда с чужеземцами на борту. Не важно, с тысячами или с сотнями. Чем это заканчивается для аборигенов, вполне понятно. Как минимум - войной.
Венсан молча покивал, понимая, принимая, примеряя на себя. Он чужак в новом мире. Но ему повезло. Когда ты попадаешь в новое место в числе ревущей, жадной до добычи, толпы, то голос твой, призывающий к миру, слаб. Ты можешь встать на берегу, раскинув руки – и будешь сметен и растоптан своими же. Другое дело, если ты один. Тогда ты волен выбирать, принести под новое небо войну или мир. Он давно уже выбрал. Не колеблется и теперь.
А вот о том, что его мир, отпустивший его из своих ладоней, может быть уже разрушен, об этом он не подумал. Совершенно непроизвольно, вскинувшись, Венсан оглянулся туда, откуда пришел к этому месту. Будто бы отсюда мог убедиться, что с покинутым Парижем, с покинутой им Землей все в порядке. Но там лишь очертания холмов проступали сквозь туман – и ни какого намека не то, что на высотки, даже на католическое кладбище. Теперь, когда узнать наверняка, жив его дом или нет, не представляется возможным, это становится вопросом его, Венсана, веры. И даже если Земля мертва, а он единственный выживший, все равно в его мыслях – все еще живы.
На самом деле, все – просто вопрос веры. Эмиэль Регис считает случайностью то, что Венсан считает волей Всевышнего – и что, им теперь из-за этого спорить? Единственное, на что Венсан спокойно и не настойчиво возразил, было в общем-то мелочью, не имеющей значения:
- Я не сказал «хоронить в земле». Но если кто-то похоронен в земле – это ли не признак? У нас много традиций хоронить своих мертвых, а Бога зовут разными именами. Жечь в ладьях – так тоже было. Теперь жгут в специально построенных печах, и дым не долетает до скорбящих. Или возвращают в землю. Для живых обряд важен, а мертвым все равно, что станет с их телами.
Для Венсана тоже было совсем не важно, как именно будет похоронено мертвое тело, но об этом он умолчал. В свое время он сломал об это много копий, но, к счасть, ни одного нома. Он снова огляделся, теперь уже без тревоги, но глазу не за что было зацепиться.
- Интуиция подсказывает мне, что называть вас «милсдарь Эмиэль» будет невежливо, но, возможно, она ошибается. На вид вы старше меня, но моложе моего наставника, который годится мне в отцы. В Париже я бы звал вас мсье Регис, но мы не в Париже. Прошу вас, научите меня, как я должен тут обратиться к собеседнику, чтоб не показаться невежей. Вы же, как старший по возрасту, вполне можете звать меня просто по имени - Венсан.
Про то, что дома его уже пару месяцев как зовут «преподобный» и «отец мой», Венсан счел за лучшее умолчать. Во-первых, тут вся его преподобность облетела с него, как сухие листья с березки. А во-вторых, надо было честно признаться, что ни «преподобным», ни «отцом» он сам себя так и не научился ощущать.

Заметив, что Венсан начал оглядываться, Регис поднял голову с рук и прислушался, но было тихо. Ни птиц, ни животных, ни возможных преследователей. Лимит гостей на сегодня был исчерпан.
— Любой жрец Вечного Огня мог бы с вами поспорить, потому что человек, не похороненный по правилам, не будет очищен, по их мнению, но я в принципе с вами согласен. Сожженный или закопанный труп не станет рассадником болезней и не привлечет трупоедов, а родня будет довольна тем, что умерший отправился в лучший мир, и счастливая отправится делить наследство сразу или, если повезет, все-таки оплакав.  Извините за цинизм.
Интуиция священника попала в молоко. И Эмиэль и Регис являлись именами, разницы не было совершенно. Но традиции традициями, а простому цирюльнику негоже именоваться Терзиефф-Годфроем, да и запоминалась двусложная фамилия хуже, так что всё лишнее было безжалостно отсечено. Вампир об этом и не жалел, будто сим мог оградиться от самого себя, как стеной. С возрастом было сложнее: Регис своими глазами себя оценить не мог, несколько мешало отсутствие отражения в зеркале, но люди чаще всего называли цифры в пределах шестого десятка. И советовали почаще бывать на свежем воздухе и завязывать с книгами, а то он бледный какой-то.  De facto Эмиэль же был старше большинства эльфов, с точки зрения людей вообще мог считаться полубогом. До сих пор жили вампиры и старше, Скрытые, те, кто видел Сопряжение Сфер своими глазами. Не удивительно, что бессмертный и знаменитейший труд Адама Нивелля, посвященный катаклизму как спекуляции, был без раздумий отправлен Регисом, обычно более бережным по отношению к знаниям, на растопку в одну из холодных зим, ибо совершенно бесполезен и вреден. Смертные даже не пытались отыскать в событии тысячелетней давности истину, только подгоняли её под себя.
— Похвальное стремление быть вежливым с чужими, многим стоит у вас поучиться, даже тем, кто тут родился, — Эмиэль усмехнулся. — Совершенно не буду против, если вы будете звать меня просто Регис. Происхождение у меня так себе, сфера деятельности грязная и не очень уважаемая, а разница в возрасте не делает лучше и выше. А правила именования простые, особенно если попрактиковаться, может быть, вы даже найдете что-то общее между нашими мирами кроме сжигания в ладье. Чародеев, ученых, ремесленников и ведьмаков, если вы хотите польстить последним двум, стоит называть «мэтр». Чародеек – госпожа, жриц Мелитэле, богини плодородия, - матерь, большинство жрецов различных культов удовлетворится именованием «преподобный» и «благочестивый», но от человека в красном одеянии вам лучше отойти подальше, а не вступать с ним в беседу, ибо представителя другой веры нужно обратить в свою, конечно же единственно верную, или предать Огню. Виконтов, графов, герцогов и прочую аристократию – ваша светлость. У вас, наверно, уже начинает голова болеть от такого количества информации, но я уже кончаю. В принципе можно запомнить только одно: назвать незнакомого человека милсдарем или милсдарыней уже считается достаточно вежливым. О фамилиях и именах и правилах их употребления даже не беспокойтесь. Здесь не у всех есть фамилии, а то, что может показаться ею, окажется именем отца, вроде «аэп Шиадаль». Этих знаний, пожалуй, будет достаточно, чтобы спокойно прожить до тех пор, пока не найдётся способ вернуть вас назад. Вы ведь хотите вернуться домой? Я бы хотел, если бы оказался в подобной ситуации.

А вот хороший это был вопрос – хочет ли он вернуться. Венсан немного помолчал, инспектируя ощущения. Очень часто он затруднялся дать ответ на этот вопрос, особенно когда дело касалось конкретных вещей. Его «хочу» всегда крепко дружило с «надо». Хочет ли он черный чай или зеленый, картошку или овощи – да ему без разницы, просто надо поесть. Хочет ли пойти прогуляться по берегу Сены, когда нужно дочитать еще десять глав и подготовиться к экзамену – безусловно, очень хочет, но это не имеет значения. Хочет ли, чтоб люди научились жить в мире с собой и другими – еще как хочет, как и любой здравомыслящий человек, тут даже спрашивать не о чем, да, собственно, его и не спрашивают. Так хочет ли он вернуться?
Он был бы этому рад. Однажды. Вернуться домой, исполнив то, зачем был послан. Вернуться, чтоб не доставлять беспокойства тем, кто может потерять его дома. Но если подумать, и Масти, и Орден прекрасно без него обойдутся некоторое, и даже очень долгое, время. А вот что при этом ему надо сделать? Как минимум надо понять, зачем он здесь, даже если на это уйдут годы. Надо следовать воле пославшего его и не оглядываться на прошлое, как бы светло оно ни было.
- Мне некуда спешить. Вернуться домой было бы так же хорошо, как и отыскать свое место здесь. Вы рассказываете удивительные вещи – мне хотелось бы увидеть все это своими глазами. Говорить со всеми этими людьми, участвовать в их делах, видеть, как устроен этот мир. Наше общество устроено похоже – есть аристократия и простые люди, есть маги и священники. Ведьмаками, наверное, можно назвать наших экзорцистов, если я верно понимаю, и они гоняют нечисть. Думаю, у меня будет время в этом разобраться. Кстати, вы напрасно думаете, что я могу быть полезен только привлечением высших сил. Как будто Господь Всемогущий и без меня не знает, на что обратить внимание! Мне приходилось участвовать в строительстве домов, собирать урожай и заниматься простыми бытовыми вещами. Нас учили умению учиться, и я быстро осваиваю новое. Так что мое предложение в силе. Если я могу быть вам чем-то полезен, то не стесняйтесь и не лишайте меня удовольствия научиться чему-то, работая на подхвате. Ох, к тому же рано или поздно мне придется озаботиться ужином, а в ваших кафе вряд ли примут к оплате вот это.
Он вынул из кармана и показал Регису черную пластиковую карту с неровной серебряной печатью-солнцем и буквами IНS внутри. Над буквами разместился крест, под ними – три крохотных жезла. Под печатью, чуть слева – печатными буквами латиницей было написано имя Венсана и цифры, справа – на двух кружках, красном и оранжевом – надпись MasterCard.

Хотели скрытых талантов – получите. Гость оказался колдуном, не столь могущественным, как, скажем, Хен Гедымгейт, но уже обладающим умениями, встречающимся у некоторых ведуний и ведунов. Силы у таких людей были слишком малы, чтобы привлечь внимание Капитула, и не требовали учения в Аретузе или Бан-Арде. Но теперь глазам нельзя доверять. Кто знает, что еще умеет Венсан.
«Ну да, не чародей, конечно же, не чародей! – передразнил Регис сам себя, - Люди же научились этому только здесь, а это бесспорно человек! Тьфу, черт, вот же дурень».
— Здесь магия зачастую становится путем к власти и могуществу, при дворах многих королей живут придворные чародеи, но есть волшебники, предпочитающие отшельническую жизнь или науку политической игре, есть и те, кто обладает только небольшим потенциалом. Детей, способных черпать силы из Хаоса, находит Капитул и забирает (порой силой) в школы, где они годами учатся управлять своим даром: вызывать огонь и воду, создавать иллюзии, перемещаться на огромные расстояния, лечить и творить прочие вещи, как прекрасные, так и ужасные. Кто-то считает чары проклятием, кто-то даром, даже сами чародеи не сходятся во мнениях. К слову, магия — еще одна вещь, за которую нужно сказать спасибо Сопряжению Сфер. Существует легенда о Йане Беккере, первом человеке, который овладел Силой и усмирил волны. На самом деле он наверняка осознал всё только на твердой земле, а не на палубе корабля, бросаемого волнами, словно щепка, потому что море в тех местах неспокойное, и в пути первые поселенцы были заняты более приземленными вещами вроде кинетоза, но Беккер — личность историческая и не раз упоминается в летописях и документах, так что в истинности хотя бы некоторой части истории его жизни можно не сомневаться. Так же как и его соратника Джамбаттисты, с которым они искали среди детей Истоков, а потом отправили учиться у эльфских ведунов в Лок Муинне. Далее история приобретает цвет крови, потому что спустя год после этого знаменательного события жителей сего города вырезали, не разбирая мужчина это или женщина, ребенок или взрослый, но магия тут была уже ни при чём. Вот так любое крепкое соглашение можно разрушить с помощью крошечного усилия.
Регис еще на упоминании первого человеческого чародея понял, что опять увлекся, ведь планировал просто поведать о теории магии и попытаться узнать о том, как колдует Венсан, но остановиться, не дойдя хотя бы до половины цепи ассоциаций, не мог. У долгой жизни есть два минуса: рано или поздно ты видишь, как умирают твои смертные друзья, и в какой-то момент накапливаешь столько знаний, что способен выдавать их в течение многих часов, не останавливаясь. К счастью, Эмиэль успел завернуть мысли, уже перешедшие от волшебства к войне с эльфами, в другую сторону.
— К чему это я? Ах да, вспомнил с чего начал. Для колдовства необходимо знать определенные жесты и слова, хотя некоторые способны создавать заклятия, не произнося ни звука, по-эльфийски, как это называют, только  не спрашивайте, при чем тут эльфы. Но вы, как я заметил, не делали ничего из этого. Это, знаете ли, несколько интригует. Как же действует ваша магия? Умеете ли вы еще что-то, кроме лечения? А вещи ваши, — вампир с легкостью поднялся на ноги и поправил сумку за спиной, опять подняв волну сильного травяного запаха, сбив легкий, неуловимый для человека аромат чистой крови, до сих пор исходящий от рук Венсана, — лучше убрать в более надежное место, раз вы решили их бросить. Здесь есть пустоты в дольменах, туда не попадет вода, и их оттуда будет просто забрать при желании.

Да, он так и собирался – найти другое место, чтоб спрятать все эти вещи. Оставить на виду нельзя, мало ли кто найдет, что подумает и как применит. Но возвращаться, чтоб забирать их, не было у Венсана в планах. Если дорога обратно для него закрыта, то они ему больше не понадобятся. А если путь домой однажды для него откроется, то вряд ли его об этом предупредят заранее. Скорее всего, он точно так же свернет где-нибудь за угол, заблудится – и обнаружит себя на какой-нибудь из улиц Парижа. Или на старом кладбище, почему бы и нет.
Ну, ладно, симку жалко, там много номеров, которые он не сохранял ни в какие новомодные облака. Не глядя на телефон, продолжая разговор с Регисом, совершенно на автомате, он снова снял крышку, вынул батарею, вынул симку. Симку положил в карман. Телефон собрал обратно. Все, что собирался спрятать, проходя мимо нагромождения валунов, сунул между камней. Нормально, найти можно, только если знаешь, где искать, случайно не наткнешься.
Он слушал, что рассказывал Регис о магии и магах, о школах, о крови и думал, что наверное, не надо рассказывать ему обо всем, на что богат его мир. Ни о ядерных бомбах, ни о двойных стандартах в большой политике, ни о методиках управления толпой. Не надо. Много крови и в этом мире, и в том, но не меряются же они жестокостями. Он кивал, запоминая, иногда переспрашивал, уточняя.
- Нет, спрашивать не буду, - уверил с улыбкой. – У нас, хотя эльфы и считаются фантастическим народом, но очень популярны в сказках. И им тоже приписывают много удивительных вещей. От бессмертия и вселенской мудрости до изобретения необыкновенных артефактов. Впрочем, я не очень хорошо знаком с этой литературой.
Что же до нашей магии, то она вся – от Бога. Это Он отмерил нам магии, кому больше, кому меньше, видимо, чтоб облегчить нам земной наш путь. Или испытать, не знаю. Когда наш Бог был на земле в человеческом облике, то многому научил людей. Быть милосердными и великодушными, прощать врагов и делиться с ближним. Это самая простая магия, доступная каждому. Она могла бы сделать мир гораздо лучше. Но не каждый хочет ею пользоваться, потому что нужно много душевных сил, чтоб простить тех, кто нанес обиду, или благословить ненавидящего тебя. Другая магия, та, что у каждого своя, как исцеление, как призыв силы или беседы с невидимыми существами – она разная. Кому-то надо помолиться перед тем, как пользоваться силой, кому-то нарисовать знаки на земле. Источник этой силы – как столб света от неба до земли, а в руках у нас лишь отблески. Когда Господь был на земле и исцелял больных, Он мог прикоснуться руками, а мог лишь сказать «исцелись», «встань» - и люди становились здоровы. Можно было лишь коснуться краешка Его одежды – и стать здоровым. Мои же силы ничтожны, я могу лишь немного облегчить страдания и затянуть мелкие раны. Других магических талантов у меня нет.

Регис выбирал тропы поровнее и подальше от ям, чтобы гость не переломал ноги, хотя ради этого пришлось петлять. Между делом приметил, что священник прихрамывает. Интересно, что с ним случилось. Война ли его переломала, человек или чудовище, произошел ли с ним несчастный случай? Произошедшее ли привело Венсана к мыслям о служении богу? Эти вопросы Эмиэль решил  не задавать, чтобы не вторгаться на личную территорию, но решил позже предложить свою помощь как лекаря. У него были необходимые ингредиенты для мази, способной снять болезненные ощущения, если, конечно, проблема в этом, а не в неудачно сросшейся кости.
— Религия, учащая миру и всепрощению — превосходный фундамент для мира окружающего и мира личного. Здесь тоже такие есть. Вот только нельзя научить милосердию того, кто не хочет этому учиться. Это неподвластно даже богам, — Эмиэль развел руками, — ничего не поделаешь, остается только самому стараться не сделать этот мир хуже по мере сил и меркам совести. Зла, к сожалению, все равно творится больше, в пору считать, что оно коренится в самой сути человека,да, впрочем, и любого разумного существа.
Чудеса, творимые божеством, здесь были пусть достаточно сложной, но магией. Чародеи могли вернуть потерянную конечность при наличии достаточного количества энергии и времени. Будь их миры на одном уровне, Регис бы подумал, что бог во плоти и был волшебником, но слишком уж много различий даже в той же самой работе с энергией.
— Если хотите применять свой дар, то можете предложить свою помощь в храме Мелитэле. Там всегда пригодятся мужские руки и ваша способность лечить, может еще и научитесь чему-нибудь новому. Помощи у богини, покровительствующей всему живому, приходят просить увечные и больные, кои не кончаются никогда, а жрицы спокойно относятся к различающимся религиозным взглядам и укроют вас от Конклава, для которого вы станете очередным скучным ведуном, правда, пока те не выяснят, что вы гость из другого мира. Надеюсь, вам не претит мысль о жизни под крылом чужого бога, да ещё и рядом с нелюдями?
Дягиль, как вампир и ожидал, выглядел так, будто его собрали только сегодня, зеленый и влажный. Эмиэль присел на корточки перед лежащей на полотне травой, стряхнул паука со стебелька и вздохнул. Спасибо, что не дождь.
— Ничего, что я с вами буду говорить снизу некоторое время? — ответ его не слишком волновал, так что Регис даже не сделал паузу, а сразу продолжил, посчитав, что собеседник или смирится, или куда-нибудь сядет: — Любопытно, что вы, попав сюда, не потеряли свои силы и не приумножили их. Беккер стал чародеем только ступив на берег Понтара. Назревает вопрос, что вызвало изменения в нём и его товарищах? Что будет, если взять волшебника и переместить в другой мир? Найдёт ли он источник? Подкинуть бы идею для исследования Конклаву, да только они могут от эксперимента умозрительного перейти к экспериментам вполне реальным... — Регис замолчал ненадолго, задумчиво перебирая травы, но в конечном итоге загнал мысли в тупик и отбросил, как опустевшую бутыль. — Хотя вы могли эти изменения пока не заметить, либо ваша магия действительно похожа на уровень интеллекта.
Или является свойством вида, как способность становится невидимым для него самого. Первые вампиры приспособились к солнцу и подогнали свой внешний вид под людей, но сохранили свои силы после перехода через границу. Будь сила от бога, она скорее всего исчезла бы, как только одаренный потерял связь с дарителем, как Беккер нашел свою, попав под воздействие мира, что пробудил сокрытое волшебство. Однако, по запаху кровь Венсана была точь-в-точь как кровь первого попавшегося кмета, а следовательно виды были родственными. Это привело Региса к мысли о том, что мир этот и мир священника могут иметь схожую историю, только люди из последнего изменились, впитали Хаос в себя и приняли за подарок высших сил. Даже эльфы были, только считались существами нереальными. Может они были не сказочными, а благополучно всё-таки вымершими? Aen Seidhe имели большие проблемы с размножением, но умирали при этом от старости, да еще и были непримиримыми борцами за свою свободу, так что с радостью шли на смерть, бороться с человеческой экспансией. Не было ничего удивительного в том, что в какой-то момент гордый народ окончательно сгинет во тьме небытия. На самом деле эти все выводы были скорее желанием логически обосновать возможность того, что мир людей, скорее всего уничтоженный, сохранился. Это значило ещё и то, что портал в пещерах Туссента тоже может открыться во второй раз, дав шанс выжить и его исчезающему виду.

Зло в природе человека! Он снова услышал это, такие знакомые мысли в таком далеком от его родины месте! Нет, сам он никогда так не думал, всегда оспаривал – да нет же, добро в природе! Мы созданы по образу и подобию Его. Мы блики Его сияния.
Но вот то же самое говорит обитатель другого мира, очень неглупый, очень думающий обитатель. С его мыслями Венсан уже не раз согласился, не раз порадовался созвучности, не раз тихо восхитился формулировке. Но вот со злом в природе человека – нет, не смог, качнул головой. Не возразил вслух, сначала подумал – какие аргументы сработали бы здесь? Ведь этого мира он не знает еще. Знает только Региса, одного его. Быть может, еще не время возражать вслух? Быть может, надо будет вернуться к этому позже?
Но пока он размышлял, прислонившись к валуну, его собеседник уже коснулся другой темы, магии. И не то чтобы все встало на свои места, но все-таки сложилось в мало-мальски стройную картину.
- Бог один, какими именами мы бы его ни называли. И мир один. Смотрите, мы с вами устроены похоже: руки, ноги, голова, но главное, то, что в голове. И то, что вот тут, - пальцем постучал себя по груди. – Свет разума. Мир устроен похоже. Солнце вверху, земля внизу, камни твердые. Те же растения есть и у нас, и так же бегают паучки. И – уверен, лошади наши не сильно отличаются, и кошки мяукают одинаково. И то, что кажется нам – ваш мир, наш мир – все это лишь комнаты одного дома.  Я – глупое дитя, случайно оказавшееся в другой комнате и с любопытством её изучающее. И мне кажется – где-то светлее, где-то темнее, где-то душно, а где-то свежо. Но на самом деле разницы нет, дом – один. В светлом и полном воздуха помещении нам лучше, голова работает лучше, магия течет свободнее. И может показаться, что и магия изменилась, стала сильнее. Но нет, дом один, да окна выходят на другую сторону. Моя вера в Господа не пошатнулась, мои силы, думаю, остались прежними. Но кто-то, оказавшись в ином мире, потерял веру или, напротив, обрел её. Не важно, веру в Бога или в себя. Потому что вера в себя – это тоже такая вера в Бога. В бога-в-себе. Я непременно постараюсь проверить эту мысль. Не думаю, что теперь мне вернуться станет проще, я все еще неразумное дитя, заблудившееся в огромном доме. Но теперь я начинаю постигать, насколько велик может быть этот дом.